То, что оппозиция должна быть, — это достаточно очевидная истина. У населения и общества должно быть альтернативное мнение о том, что творит власть, а у власти должен быть критик, который не даст ей расслабиться.
Это в теории. Практика, как мы видим из собственного и мирового опыта, совсем другая.
В свое время, на базе инерции перестроечных процессов в республике возникло немало общественных организаций и даже политических партий, которые не слишком были обеспокоены процессом государственной регистрации, да и массовыми их назвать было сложно. Вместе с тем, эти карликовые организации, зачастую существующие в лице одного-единственного человека, активно присутствовали в политическом и медийном пространстве, играя очень важную роль: население видело в «Поколении», «Табигате», «Рабочем движении» и т.д. носителей той или иной близкой ему идеологии, защитников своих интересов и, скажем так, было косвенно вовлечено в публичную политику.
Середина 90-х и ухудшение социально-экономической обстановки привело к росту популярности коммунистов и появлению движения «Азамат», которые представляли собой серьезную альтернативу для радикальных экономических реформ. Власть ответила жестким информационным и силовым прессингом, а также активизировала процессы партийного строительства в центристском формате.
В то же время жесткая аппаратная борьба и передел собственности привели к возникновению нового формата оппозиционных партий — олигархических. И это, по сути, убило процессы развития гражданского общества. Новые лидеры — обиженные на власть и весьма небедные экс-чиновники — бросились скупать прессу и активистов в качестве инструментов реализации своих интересов и амбиций. Существовали и гибридные проекты: вроде как и оппозиционные, но созданные в союзе с представителями той или иной вертикали власти. Их проблемой было то, что идеологическое наполнение, поиск социальной базы были вопросами прикладными, а в основе лежат «лидерский фактор». При этом среди лидеров 3-й волны оппозиции не было фигур, популярных и уважаемых в общенациональном масштабе. Ни Кажегельдин, ни Абдильдин, ни Жакиянов, ни Аблязов, ни Туякбай в качестве серьезных альтернатив Назарбаеву обществом не рассматривались. Логичным завершением этого этапа стала «клиническая смерть» ОСДП, из которой со скандалами ушел практически весь известный актив, а партия осталась существовать только на бумаге.
Отдельной темой стала история аблязовских проектов вроде ДВК и прочего. Понятно, что Аблязов в качестве альтернативы Назарбаеву или Токаеву всерьез рассматриваться не может, но он развил заброшенную Кажегельдиным идею превращения оппозиционного партийного проекта в серьезный бизнес.
Имея достаточно опытную и агрессивную медийную команду, Аблязов создал инструмент агрессивного информационного прессинга на «Ак Орду» и ее окрестности, занимаясь отработкой и коммерческих интересов различных столичных группировок. Тезис о том, что Аблязов, Храпунов и прочие используют политическую деятельность как политическое прикрытие своих судебных разборов с казахстанскими властями, можно лишний раз не повторять. Здесь больше интересен общий опыт эволюции политической борьбы в чистый информационный шантаж и бизнес.
Что же с 4-й волной? Мы видим наличие нескольких идейных течений. Во-первых, национал-популистское пространство, не имеющее сильных, популярных и единых лидеров, да и к тому же группирующееся вокруг бюджетных потоков. В этой среде присутствует немало носителей радикальной националистической пропаганды, но, как представляется, напрочь отсутствует консолидирующий фактор. Какое-то время с целью прокачки этого направления активно работали западные институты, пытавшиеся укрепить пантюркизм и панисламизм с целью создания антироссийского лобби. Однако конфликт между Западом и Анкарой подорвали единый фронт, а чрезмерная заточенность США на антикитайскую пропаганду через тему т.н. «казахских концлагерей» стала негативно влиять на отношения к самим США.
Существуют попытки создания либеральной оппозиции, особенно в молодежной среде. И хотя в этом направлении можно при желании зафиксировать и лидерский потенциал, политические и медийные ресурсы, подобный тренд никак не может выйти за пределы формата молодежной субкультуры.
Есть отдельные проекты, основанные на наличии худо-бедно популярных и амбициозных лидеров, однако они не имеют серьезного политического капитала, авторитета, финансовых ресурсов и навыков организационной работы.
Ситуация хорошо иллюстрируется на примере того, что большинство претендентов на роль оппозиции не решаются на самостоятельные публичные мероприятия, стараясь спрятать свою малочисленность под прикрытием «аблязовского троллинга».
Говоря о легальном поле, то мы видим здесь две крупных партии — «Ак жол» и НПК, занимающих парламентские оппозиционные ниши. В силу того, что обе партии отвергают радикализм, многие несистемные оппозиционно настроенные фигуры оппозицией их не считают, так же как оставшиеся за бортом Мажилиса «Ауыл» и «Адал».
Таким образом, говоря об эволюции оппозиционного пространства можно констатировать наличие либо идеологии без лидеров, либо лидеров без идеологии (и ресурсов).
Вместе с тем, государство с каждым годом становится все менее эффективным, а результаты его политики провоцируют активные формы общественного и политического протеста. Последние 2 электоральных кампании были проведены на достаточно низком уровне. Это дает шанс несистемному протесту, основанному на социальном, гражданском и даже национальном фундаменте. Способность государственных органов спрогнозировать, эффективно мониторить и уж тем более канализировать такие тенденции снижается, а возможные сценарии становятся все менее предсказуемыми. И об этом надо серьезно задуматься.
Данияр АШИМБАЕВ
политолог
